Монах на краю земли - Страница 12


К оглавлению

12

- А вот и Аркадии Наумович Штерн, - сказал подполковник Авруцкий. - Возьмите лейтенанта и пройдите с ним в комнату, он там посмотрит, нет ли каких-нибудь сюрпризов.

Лейтенант долго бродил по комнате с небольшим черным железным ящиком, потом присел на корточки, заглядывая под стол и вытащил нечто, напоминающее винтовочный патрон.

- Нашел, Валентин Николаевич, - доложил он, выходя на кухню. - В раму стола был заложен.

Авруцкий небрежно осмотрел изъятое устройство, поставил его на стол.

- Оформите протоколом, - приказал он и повернулся к Челюбееву. - Ну что ж, Николай Гаврилович, одевайтесь. Сегодня мы будем беседовать у нас.

Челюбеев быстро бледнел.

- Так я ж говорю, - растерянно лепетал он. - Мне этот Никольский заявил, что он из вашей системы. Он мне и документ показывал… Неловкое объяснение предназначалось скорее для соседа, чем для подполковника, и гэбист это понял.

- Одевайтесь! - поторопил он. - На Большом Литейном потолкуем. Лана сидела бледная и испуганная. Она, не читая, подписала протокол, оформленный лейтенантом. Другой офицер в это время опечатал комнату Николая Гавриловича.

- До завтра, Аркадий Наумович, - попрощался Авруцкий. - Как видите, это были не наши люди. Подумайте, если мы просто выжидаем, то другие ждать не хотят… Дверь за гэбистами и соседом затворилась. Аркадий Наумович остался наедине с девушкой.

- Да что же это такое делается? - всхлипнула Лана. "Ай да Никольский!

- подумал Штерн. - Сукин сын! Так это был он? Но зачем ему это было нужно?

Что он пытался найти у меня? Мои записи? Но в наше время на эти записи может ставить только сумасшедший или тот, кто полностью лишен чувства самосохранения. А может, он искал мифическое сибирское золото?"

Ответа на вопросы не находилось, и он принялся утешать соседку, вглубине души чувствуя себя негодяем и проклиная за то, что не совладал с искушением позвонить Авруцкому. Отсидев пятнадцать лет в лагере, зная истории многих и многих заключенных, он не мог не считать свой звонок доносом, вследствие которого задержали и увезли пусть не очень хорошего, но ни в чем не повинного человека. Виноват был Никольский, это Штерн понимал, даже еще не представляя, кем Никольский на самом деле являлся - уголовником или шпионом. Зря позвонил Авруцкому. Ох, зря! Ну, обыскали комнату, все одно ведь ни черта не нашли. Гордыня взыграла в тебе, Аркаша, глупая и никому не нужная гордыня. Бесу самолюбия потрафить захотел!

Ленинград. Апрель 1961 г.

Честно говоря, в этот апрельский день, выдавшийся на редкость синим и чистым, Аркадию Наумовичу Штерну хотелось повеситься. Начавшись с обыденной яичницы и стакана крепкого чая, день вдруг взорвался невозможностью, взбудоражив людей во всем мире сообщением ТАСС. "Сегодня, двенадцатого апреля одна тысяча девятьсот шестьдесят первого года, - торжественным баритоном зачитывал диктор правительственное сообщение, - впервые в мире на космическом корабле "Восток" летчик-космонавт СССР майор Гагарин Юрий Алексеевич совершил облет земного шара и благополучно приземлился в заданном районе. Самочувствие летчика-космонавта СССР майора Гагарина хорошее".

В расположенной по соседству школе творилось невероятное. Занятия отменили, и детвора галдящими группками носилась по двору; кто-то принес во двор любительский телескоп, и от желающих посмотреть в него на небесную синеву не было отбоя. В горячке как-то упустили из виду, что полет Гагарина благополучно завершен, каждому хотелось увидеть в небе искорку ракеты, и у телескопа даже случилась маленькая потасовка. Потасовку прекратил прибежавший на крики физрук, который, к неудовольствию подростков, единолично завладел окуляром телескопа и долго обшаривал небеса в поисках металлической блестки.

Аркадий Наумович смотрел на все эти страсти из окна, внешне оставаясь спокойным, но душа его была переполнена бешенством и отчаянием. Однажды узаконенная ложь разрослась, перешагнула все видимые и невидимые барьеры и стала претендовать на звание правды.

В какой-то момент Штерну показалось, что он сошел с ума. Чтобы обрести утраченное душевное равновесие, он полез в сервант. Спичечный коробок был на месте, и под спичками по-прежнему лежал уже окаменевший кусочек хлебного мякиша. Аркадий Наумович торопливо принялся ковырять мякиш и успокоился только тогда, когда комнату залил ровный ясный чуть голубоватый свет. Удостоверившись, что все на месте, Штерн долго сидел на стуле, разглядывая голубое зарево, и опомнился только тогда, когда услышал громкие голоса запаниковавших соседей. Пугливо озираясь и кляня себя за беспечность, он спрятал источник свечения в свежий мякиш, уложил его в коробок и накрыл сверху спичками. Аркадию Наумовичу было искренне жаль обаятельного молодого человека, смотревшего сейчас на читателей с газетных полос всего мира. Ясное дело, что свою новую роль этот молодой человек играл не для собственного удовольствия и не по своей прихоти. Это был приказ партии, а приказы партии всегда выполняются, даже если для их осуществления надо положить жизнь. Собственно, ведь и многолетнее молчание самого Аркадия Наумовича Штерна было вызвано тем же приказом, подкрепленным соответствующей угрозой компетентных служб. "Так надо Родине", - говорила, партия, и они летели в небеса на ненадежных и смертельно опасных воздушных шарах и стратостатах. "Так нужно Родине!" - сказала партия, и они перестали летать и молчали, скрипя зубами, когда полеты в небесах на все тех же воздушных шарах и стратостатах предавали анафеме. Странное дело, всегда находился тот, кто знал лучше других, что именно нужно Родине в тех или иных обстоятельствах!

12